Я не иду к лифтам — я иду на лестничную клетку. Здесь почти не ходят, сотрудники даже курить сюда не ходят — датчики дыма и штрафы отпугивают всяких экстремалов.

И меня трясет, пылает лицо, я прижимаю к нему ледяные ладони. Надо что-то сделать. Мне дали два дня, надо хотя бы потрепыхаться, что ли… А как? Восстановить файлы… Почему-то мне кажется, что у меня не выйдет, но может, хоть раскопать, что, и как, и почему произошло?

— Ох ты, боже мой, Полина, неужели ты плачешь? — раздается за моей спиной насмешливый голос. Костин.

Нет, не плачу, Анисимов. Даже сейчас — не плачу. Не дождешься.

Я разворачиваюсь к нему. Костя выглядит спокойным. На скуле у него желтоватый след от Варламовского кулака. Надо же, не отошло еще. Сразу вспоминается его “Фригидная”, за которую ему тогда и прилетело.

Ох, Димка, Димка… Ужасно хочу к нему сейчас, на самом деле. Ничего это не поменяет, но я хотя бы заслонилась бы от всех неприятностей, за его широкой спину. Как маленькая девочка, ей богу. Потому что пока была с ним — все всегда налаживалось. Вот и сейчас хочу — броситься в него, нырнуть, съежиться комочком под его одеялом, спрятаться под его надежной рукой. Хочу, но нельзя, ага. Сама его послала, сама решила, что выжду время. И сейчас — я должна разобраться со своими проблемами самостоятельно. Хоть и не знаю как.

Ну, с Костей хотя бы могу разобраться без Диминой помощи. По крайней мере, послать к чертовой матери пришедшего поплясать на моих костях придурка я могу легко.

— Вы чего-то хотели, Константин Витальевич? — стерильно уточняю я, неторопливо вычищая из головы всю лишнюю панику. Вот ему я своих слабостей показывать не хочу и не буду. Я же уверена, он сюда пришел лишь посамоутверждаться за мой счет.

— Да так, — Костя слегка ухмыляется. — Как дела, Полин? Птичка напела, что у тебя неприятности.

Наташа. Черт бы её побрал, Смирнова, кто вообще просил тебя открывать рот.

— Даже если и так, то не твое это дело, — не удеживаюсь — морщусь, ощущения и вправду такие, будто лимон прикусила. — Кость, ты позлорадствовал? Свободен.

— Плохо ты себя ведешь, Полина, — Анисимов цокает языком, качает головой — Даже не знаю, предложить ли тебе помощь или не стоит.

— И чем же ты можешь мне помочь? — я закатываю глаза. — У меня проблемы, которые не может решить менеджер по рекламе.

— Да ладно, — Костя склоняет голову, глядя на меня как на глупую девочку. — То есть если я скажу тебе, что у меня есть резервная копия твоей Многодневки — это тебе никоим образом не поможет?

Глава 29. Дима

— Да я погляжу, не я одна бухала вчерашним вечером?

— Да-да, выглядишь паршиво, Эльвира, ты и сама знаешь.

Утро с похмелья и в самом деле дается мне не очень просто. А еще и Кольцова, явившаяся в девять утра. Будто вселенная хочет сделать мне больно всеми возможными способами. Никогда не получалось уйти в запой, не выйдет и сейчас.

Кольцова выглядит серой. Почти никакой, и это при том, что вообще она всегда — чертов попугай, режущий глаз. Та самая девица, что припрется на вечеринку в самом ярком и блестящем платье и будет той, что пьет больше всех, смеется громче всех и танцует на барной стойке без туфлей раньше всех.

Я так и не удивился, что именно Кольцова потащила книги Полины по редакциям. Она была как таран. Была. Сейчас она выглядит как курица, стухшая еще две недели назад. Мешки под глазами, волосы стянуты в хвост, черный тонкий джемпер и деловая юбка графитового цвета. Такое ощущение, что у неё кто-то умер и она объявила траур.

— Я выгляжу как чмо, не скромничай в эпитетах, Варламов, а то решу, что ты меня разлюбил, — едко откликается Кольцова, — собирайся. Нужна твоя поддержка.

— Тебе? Моя? — я удивленно поднимаю брови. Эльвира Кольцова — это сама по себе армия. Что такого могло случиться, что она за помощью пришла именно ко мне. С учетом нашей с ней "химии".

— Полине, — сухо отрезает Кольцова.

Сердце тут же замирает как чертов суслик, столбиком, поджав лапки.

— Что случилось? — я даже обдумать этот вопрос не успеваю, озвучиваю раньше.

Кольцова пожимает плечами.

— Я еще не очень поняла. В издательстве какая-то бредятина происходит. И нужно ехать, защищать интересы Полли, Паша был злой, как медведь-шатун, а Полли же совершенно не боевая. А я — и выгляжу как чмо, и чувствую себя не лучше. Поэтому поехали, Варламов. Будешь моей огневой поддержкой. Ну, или по морде кому дашь.

Ох… И сложно не сорваться прямо сейчас, тем более что вчера я взял официальный отгул, потому что мне хотелось даже не в запой, мне хотелось утопиться в вискаре, к чертовой матери.

После всего, что сказала мне Полина. После того, что с дури обещал ей я.

Она просила оставить её в покое. И по сути, я не должен к ней лезть. Не должен. Обещал. Вот только…

— Двадцать минут дай мне, — отрешенно произношу я и ныряю в ванную. Всё, что мне нужно сейчас — это окатить голову ледяной водой, вычистить зубы и одеться хоть как-нибудь, чтобы было похоже на нормального человека, а не на того, кто собирался в запой еще вчера вечером.

Я не могу оставить Полину в беде. Или я просто ищу повод, чтобы снова оказаться рядом с ней. И пусть даже пошлет к чертовой матери, я в любом случае сейчас хочу к ней. Как и всегда, черт побери.

Нет, если бы мы с Кольцовой были змеями и жили в одном террариуме — мы бы сожрали друг друга. Мы умудряемся разругаться даже из-за того, кто поведет и на чьей машине мы поедем. В конце концов, едем на моей, и Кольцова сидит в кресле справа от меня и устало пырится в окно.

— Что-то случилось? — осторожно интересуюсь я.

— Ну, так. Трахнула спьяну жениха лучшей подруги. Теперь не знаю, как показаться ей на глаза. А так — ничего не случилось, — Кольцова жмурится, и я, к своему удивлению, успеваю заметить побежавшую по её щеке слезу.

— Ты? — пересправшиваю я с недоверием. — С унылым?

— С Костей, — хмуро откликается Эльвира. — Да, я. Без комментариев. Говорю же, чмо — как оно есть. Могу теперь соревноваться с тобой, Димочка.

Я помню разговор унылого и Полины — их последний перед разрывом. Да, я тогда понял, что речь об измене, что у них точно что-то случилось. Но что перепихнулся унылый с Эльвирой… То ли не говорили, то ли я как-то не услышал…

— Ну ты даешь…

— Ну вот отвали, Варламов, меня и так от себя тошнит, — хрипло откликается Кольцова.

— А что унылый? Вышло у вас что?

— Ты как себе это представляешь? — сухо спрашивает Эльвира. — Что может выйти из одного только идиотизма? Хотя, вон у тебя вышел развод. Скажи, Димочка, оно того стоило?

Убил бы.

— Тогда у меня иного выбора не было, — мой голос сух, а в грудной клетке — только усталость и пустота. — Я ей мешал.

Кольцова смотрит на меня недоверчиво, щурится, барабанит пальцами по предплечью.

— Все-таки ты из-за меня ушел тогда, да? — глухо спрашивает она.

А я молчу. Ну что тут скажешь? Пять лет назад был молодой идиот. Я и сейчас идиот, только чуть-чуть постарше. И сейчас — сейчас я бы так не среагировал, я бы носом землю рыл, лишь бы разрешить эту проблему как-то иначе.

И стоило ли перебирать чертовы три десятка девиц, чтобы понять, что ни одна из них и ногтя моей весны не стоит? Не знаю. Был бы умный — обошелся бы без этого дерьма. Я не был умный. Теперь вот сижу в своей мерзлоте без заветной весны уже шестой год.

В редакции мы не торопимся сразу к главному редактору. Вообще — сначала Кольцова убалтывает охранника пропустить меня. При этом она так старательно представляет меня как своего клиента, такого талантливого писателя, что я аж проникся.

— Почти поверил, — шепчу одобрительно, когда мы уже прошли пропускной пункт.

— Профессионализм не пропивается, — кисло откликается Кольцова.

— Куда дальше? К редактору?

— Сначала разведка, — Эльвира вздыхает. — К редактору смысла нет, пока я ничего не знаю. На четвертом у меня есть хорошая приятельница — девочка-корректор. Она должна знать, что случилось. Бля, вот почему сейчас, Полли же должна была сдать эту чертову книгу?